;
Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао.
Имя, которое может быть поименовано, не есть постоянное имя.
Лао-цзы
Деп. в НИИВО № 110-2003 от 25.12.2003.
УДК 1:001
В.Е.Осипов
Методологи науки считают, что для нее характерны следующие общие черты: а) интенция к истине; б) дискурсивный стандарт мышления (ДИСКУРСИВНЫЙ [лат. discursus рассуждение] – рассудочный; обоснованный предшествующими суждениями (противоп. интуитивный)). Так, В. В. Ильин указывает на исходную ориентацию науки на максимально обоснованную (строгую и точную) истину и пишет: «наука как знание – истина, взятая с обоснованием» [2, с. 4]. "Стремленик к истине, стремление все более глубоко, полно, обоснованно отображать и фиксировать в знании явления действительности справедливо квалифицировать как существенную интенцию науки" [2, с. 35]. "...Условия истинности научного знания, устанавливаемые исключительно на основе закона достаточного основания, являются сугубо дискурсивными и рационально удостоверяемыми" [2, с. 97].1
Почему наука требует обоснования? Допустим, мы имеем несколько необоснованных суждений. Некоторые из них верно, а некоторые – неверно отражают действительность. Чтобы не ошибиться (ведь требуется достоверность), наука отказывается как от неверных, так и от верных суждений.
Развитие самого общего понимания науки в различных областях привело к дифференциации понимания научности. В настоящее время существует три эталона научности [см.: 2, с.2-7].
Гуманитарные науки рассматривают мотивационные, ценностно-смысловые и другие факторы, отображающие «человеческую природу».
Математический эталон научности принят в дисциплинах логико-математического профиля. В соответствии с ним знание должно быть логически обосновано. Отсюда известная и точно передающая суть дела позиция: в науке столько научного, сколько выразимого средствами математики.
Физический эталон научности полагает следующее. Всякое научное знание логически обосновано (в идеале). Однако не всякое логически обоснованное знание научно. Чтобы быть научным, прежде всего знание должно отвечать требованию истинности. Насколько же знание отвечает этому требованию, можно решить не логическим, а опытным путем – экспериментальной апробацией знания.
Все усилия распространить эталоны научности одних профилей на другие оказывались до сих пор несостоятельными. Так, например, «широко известны провалившиеся попытки рассматривать динамику общественного развития через призму возрастания энтропии» [2, с. 8]. Или очевидна невозможность опытной проверки соотношения бесконечно малых (т.е. распространение физического эталона научности на дисциплины логико-математического профиля).
Критерии научности знания – это правила оценки продуктов познания на их соответствие стандартам науки. Рассмотрим содержание некоторых из них.
Непротиворечивость. Логика различает четыре смысла непротиворечивости [см.: 2, с.38], два из которых – следующие:
a) непротиворечивость относительно отрицания: теория непротиворечива в данном смысле, если в ней одновременно не доказываются утверждения А и;
b) семантическая непротиворечивость: теория семантически непротиворечива, если всякая ее теорема является всегда истинной.
То есть первое – когда утверждения не противоречат одно другому; второе – не противоречат истине. К б) естественнонаучная теория стремится, но противоречия в смысле а) недопустимы.
Полнота. «С формально-логической точки зрения система считается полной, если:
1) все истинные утверждения, которые формулируются в ее языке, могут быть доказаны (семантическая полнота);
2) присоединение к ней в качестве аксиомы какого-то недоказуемого в ней утверждения ведет к противоречию (синтаксическая полнота)» [2, с. 39].
Опытная оправдываемость означает «принципиальную эмпирическую опробуемость систем знания» [2, с.56]. Этот критерий имеет две разновидности: верифицируемость и фальсифицируемость.
Эмпирическое подтверждение (верификация). Считают, что «если теория (Т) имеет наблюдаемые следствия (О), то решение вопроса об истинности Т сводится к поиску О» [2, с. 57].
Эмпирическое опровержение (фальсификация). Если из Т дедуцируется О и на практике О не наблюдается, то по modus tollens получаем опровержение теории [см.: 2, с. 59; 1]:
.Интерсубъективность. «... результаты наблюдений или экспериментов должны быть воспроизводимыми, т. е. чтобы любой (курсив мой. – В.О.) ученый соответствующей области знания мог получить их, а это означает, что результаты не должны зависеть от субъекта, т. е. должны быть интерсубъективными» [3, с. 12]. «...Объективность научных высказываний основана на возможности их интерсубъективной проверки» [4, с. 68].
В самом деле, последние два критерия призваны защитить науку от положений, неадекватно отражающих действительность. Например, пролистав книгу одного академика под названием «Астральное тело», мы обнаруживаем схему строения астрального тела и ни одного намека на результаты измерений. По данным экспертов, этот ученый «ничего не мерил». Нет гарантий, что упомянутая схема не является лишь плодом его воображения.(Если упомянутая работа связана с верованием, то это дело личное. Но тогда мы не имеем права брать ее под эгиду науки).
Как выясняется, идеал научности расходится с реально существующей наукой. Так, некоторые критерии оказываются сильными и в соответствии с ними многие системы, существующие в науке, являются неадекватными. С другой стороны, критерии не всегда являются эффективными даже в тех областях, к которым критерии имеют номинальное отношение.
Полнота. Критерий полноты оказался сильным. «Относительно некоторых систем показана их принципиальная неполнота. Такова, скажем арифметика натуральных чисел, неполнота которой устанавливается теоремой Геделя» [2, с. 40]. Считается, что «Неполные системы (например, системы в теории групп, топологии и т. д.) не могут претендовать на всестороннее описание действительности (курсив мой. – В.О.) – этим и обусловлено стремление добиваться в науке по возможности максимально полных систем» [2, с. 40].
Таким образом, область действия естественнонаучных теоретических построений ограничена в силу неполноты лежащих в их основе математических систем.
Опытная оправдываемость. Считают, что теория физикалистского профиля научна, если она допускает опытную проверку.
При сопряжении теоретической системы с объективной реальностью эмпирического, в рамках единичного опыта существуют следующие трудности.
Во-первых, это проблема «естественных интерпретаций» чувственных впечатлений. Т. е. речь идет о том, как из чувства получается мысль. «Например, можно согласиться с тем, что предложение ’это ворон’, произнесенное наблюдателем в тот момент, когда он указывает на птицу, находящуюся перед ним, является предложением наблюдения и что наблюдатель произносит его благодаря имеющимся ощущениям и восприятиям. ... Тем не менее высказанное предложение не относится к впечатлениям: Оно говорит о птице, которая не является ни ощущением ни поведением некоторого воспринимающего существа» [5, с. 38]. Говорят, что опыт «теоретически нагружен», и интерпретации результатов опыта могут меняться в зависимости от теоретического взгляда [см.: 6, с. 202-213]. Множественность интерпретаций иллюстрируют рис. 1 и рис. 2. На рис. 1 можно увидеть как один кубик, так и три кубика. Рис. 2 – классический пример из психологии [18]; здесь на большом портрете можно увидеть как молодую девушку, так и старушку (подсказка – два маленьких портрета).
Примером, иллюстрирующим неадекватность интерпретации зрительных ощущений, является восковой муляж яблока.
Во-вторых, опытное свидетельство может быть «теоретически испорчено» по той причине, что они «оцениваются с помощью отставших в своем развитии вспомогательных наук» [6, с. 199].
Переходя от отдельного опыта к нескольким, рассмотрим теоретическую систему Т; область ее определения 
, где 
– входные параметры, значимые для Т. Если: 1) в набор входных параметров не входит время, 2) число параметров конечно, 3) число состояний каждого параметра также конечно, то при небольшом числе состояний D, практически возможно применить как метод верификации, так и метод фальсификации.
При бесконечном числе состояний набора D, мы имеет так называемое «строго универсальное высказывание» [4, с. 93-94]. Примером строго универсального высказывания является «все в
роны черные» [4, с. 93]. Кроме строго универсальных высказываний существуют и строго экзистенциальные типа «существуют нечерные вoроны» [см.: 4, с. 94]. Эквивалентом универсальных высказываний являются «неэкзистенциальные высказывания» типа «не существует вечного двигателя» [см.: 4, с. 94]. «Естественнонаучные и в частности то, что мы называем законами природы, имеют логическую форму строго универсальных высказываний» [4, с. 95]. «Строгие, или чистые, высказывания – универсальные и экзистенциальные – не имеют пространственных и временных ограничений ... Именно поэтому строго экзистециальные высказывания нефальсифицируемы. Мы не можем исследовать весь мир для установления того, что нечто не существует, никогда не существовало и никогда не будет существовать. По той же причине строго универсальные высказывания неверифицируемы. Опять-таки мы не можем исследовать весь мир для того, чтобы убедиться в несуществовании всего того, что запрещается законом. Тем не менее, оба вида строгих высказываний в принципе эмпирически разрешимы ... Если обнаружится, что нечто существует здесь и теперь, то благодаря этому строго экзистенциальное высказывание может быть верифицируемо, а строго универсальное – фальсифицируемо» [4, с. 96].
Заметим, однако, что строго экзистенциальное высказывание может быть и неверифицируемо почти с таким же успехом, как нефальсифицируемо, если предмет, существование которого утверждается законом, находится вне сферы досягаемости нашего опыта либо представляет из себя редкое явление. Аналогичные соображения можно привести в пользу нефальсифицируемости универсального высказывания.
Таким образом, невозможна надежная опытная проверка существующей теории (то есть критерии фальсификации и верификации могут быть неэффективными).
Логическая организованность (доказательность). С данным критерием связано несколько проблем.
Одна из проблем – это вопрос о принятии «предельных» основоположений знания. «... С абстрактно-логической точки зрения обоснованность не может быть полной, так как любое доказательство должно на что-то опираться, следовательно, всегда что-то должно быть обосновано заранее. Г. Альберт выразил сущность парадокса обоснования в ‘трилемме Мюнхгаузена’. Поставив перед собой задачу обоснования некоторого положения, мы окажемся вынужденными либо доказывать его до бесконечности, подбирая аргументы, потом аргументы для обоснования этих аргументов и т. д. – а это невозможно сделать реально; либо остановиться в некоторой точке, сказав, что данный аргумент принимается как аксиома и обосновываться не будет – а это произвольно; либо какие-то утверждения доказывать друг через друга – а это неэффективно» [9, с. 57].
На деле обоснование обрывают аксиомами, принимаемыми либо из рационалистических соображений, либо с учетом эмпирических данных.
Таким образом, критерий оказался сильным.
Интерсубъективность. Можно выделить эмпирический и рациональный аспекты, затрагиваемые данным критерием.
Эмпирический аспект касается ощущений человека. В этом аспекте критерий интерсубъективности требует (в трактовке Рузавина), чтобы результаты наблюдений должны быть доступны для всех. О положительном действии данного критерия говорилось выше. Приведем несколько примеров, где критерий, опирающийся на подавляющее большинство экспериментаторов, неэффективен, то есть не выявляет объективное.
«Никого не удивляет, если музыкант с тонким слухом скажет нам, что он слышит 14 обертонов прозвучавшей ноты, тогда как мы слышим их только два или три, а иные, с совсем не развитым музыкальным слухом, не слышат даже ни одного. Никто не станет спорить с музыкантом и доказывать ему, что его лишние 12 обертонов – плод его фантазии; точно так же никто не заподозрит правдивость художника, если он скажет, что видит 10 цветовых оттенков там, где мы видим только три цвета. В обоих случаях для самых скептических людей ясно, что эти звуки и цветовые оттенки реально существуют, и мы не видим и не слышим их только потому, что наши органы слуха и зрения недостаточно развиты» [10, с. 3–4].
«Французские красильщики, которых никто не может превзойти в искусстве ... имеют теорию, что существует некий очень нежный оттенок синего, который европейцы не видят... А в Кашмире, где девушки делают шали стоимостью 30 000 долларов, они показывали лионскому красильщику триста самостоятельных, отличающихся друг от друга цветов, которые он не только не может воспроизвести, но даже не может различить» [11, с. 177].
Таким образом, критерий в данном аспекте имеет ограниченную область применения.
Рациональный аспект устанавливает доступный для всех дискурсивный тип мышления. Приведем несколько выдержек, указывающих на ограничения, накладываемые мышлением такого типа.
Две цитаты из Плотина. «V 3, 4. Мы обладаем двумя родами самопознания – познанием природы психологического размышления (... дискурсивного мышления) и – более высоким знанием, знанием себя в соответствии с умом, ... причем мы становимся уже высшими существами, взлетаем к чистому мышлению и создаем в себе то, что мы мыслим. 2) Дискурсивный разум более или менее ясно сознает, что он зависит от ума, что он сам ниже его и есть образ его, что сам он мыслит по нормам ... ума, имея все в себе как бы в виде рисунка, причем ум есть пишущий и написавший. 3) К этому самопознанию, как к высшему, мы и должны переходить, стараясь понять себя именно как чистую мысль, оставивши позади себя все прочие способности» [цит. по: 8, с. 328]. «V 3, 6. 1) Самопознание ума более совершенно, чем самопознание души, ибо душа знает себя как иное себе, ум же знает себя как себя, во всей своей природе, обращаясь лишь на самого себя. Даже созерцая вообще сущее, он созерцает только самого себя, ибо в своем видении он существует энергийно и сам есть энергия. Кроме того, знание души колеблется и не уверено в себе, знание же ума есть необходимость и истина. Мы в житейском опыте склонны больше доверять душе, чем уму, пользуясь не чистым мышлением, но мыслительно-рассудочной деятельностью души... Но и тут мы пользуемся умом и получаем свое знание от ума. Возможно же и чисто умное знание, возникающее при полном безмолвии душевных способностей. 2) Дискурсивное мышление тоже знает, чту оно мыслит и утверждает, но оно не знает себя самого и, след., не знает сущего. Так как последнее исходит свыше, откуда и оно само, то оно познает себя только в связи с умом, следуя ему и истолковывая его, имея его своим первообразом. Дискурсивное мышление должно подражать и не может подражать тому, чту есть мышление полное и всецелое...» [цит. по: 8, с. 329].
Серафим Саровский одному саровскому иноку рассказал следующее [15, с. 139–140].
«–Я усладился словом Господа моего Иисуса Христа, где он говорит: в дому Отца Моего обители мнози суть... На этих словах Христа Спасителя я, убогий, остановился и возжелал видеть оные небесные обители и молил Господа моего Иисуса Христа, чтобы Он показал мне эти обители; и Господь не лишил меня, убогого, Своей милости. Он исполнил мое желание и прошение: вот я и был восхищен в эти небесные обители – только не знаю, с телом или кроме тела, Бог весть, это не постижимо. А о той радости и сладости небесной, которую я там вкушал, сказать тебе невозможно...
‘И с этими словами о. Серафим замолчал, – вспоминал этот инок. – Он поник головою, гладя тихонько рукою против сердца, лицо его стало постепенно меняться и, наконец, до того просветилось, что невозможно было смотреть на него. Во время таинственного своего молчания он как будто созерцал что-то с умилением’.
– Ах, если бы ты знал, – продолжал свою речь о. Серафим, – какая радость, какая сладость ожидает душу праведного на небеси, то ты решился бы во временной жизни переносить всякие скорби, гонения и клевету с благодарением... Там нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания – там сладость и радость неизглаголенные, там праведники просветятся, как солнце. Но если той небесной славы не мог изъяснить и сам св. апостол Павел, то какой же другой язык человеческий может изъяснить красоту горнего селения, в котором водворятся души праведных!»
«Это не может быть описано словами, – свидетельствует индийский святой Рамакришна. – На седьмой ступени, когда ум переходит в свою причинную форму (соприкасается с природой причин), наступает Самадхи и никто не может рассказать, что тогда происходит» [16, с. 38]. «Что такое Абсолют – никто не может сказать. Тот, кто достиг Абсолюта, не может ничего сообщить о Нем» [16, с. 162].
Два фрагмента из буддийского канонического сочинения. «Истинное естественное знание присутствует во всех живых существах. У Будд ... спонтанно возникает постижение Дхармакаи. Поскольку йогины старательно созерцают, основываясь на различных методах..., то самопроизвольно приходят к истинному воззрению... Аффекты ... естественным путем угасают. Спонтанно отсекается дискурсивное мышление и расцветает истинное знание. [В этом состоянии] характер существования и опыт не могут быть выражены словами, как невыразимы экстаз молодой женщины или сны немого» [7, с.265]. «Изначальное знание не имеет [источника] возникновения, не [может быть] представлено никакой моделью, не выражается никакими словами, не может быть описано с помощью терминов» [7, с.265–266].
Таким образом, в рациональном аспекте критерий интерсубъективности диктует дискурсивный тип мышления, при котором недоступны высшие аспекты бытия.
Непротиворечивость. Рассмотрим два смысла непротиворечивости.
Непротиворечивость относительно отрицания. «Единственным ограничением, накладываемым на возможные типы противоречий в теориях, является недопустимость логического противоречия. Противоречия же фактов теории допустимы» [2, с. 60]. (Противоречие фактов теории может быть снято, например, другой интерпретацией).
Критерий в данном смысле – одно из требований дискурсивного (рассудочного) типа мышления – не способствует экспликации (лат. explicatio – истолкование, объяснение) высших истин, да и нашего обыденного окружения.
Приведем несколько выдержек из работы Флоренского. «...Когда сознание подымается над ‘двойной гранью пространства и времен’ и входит в вечность, тут, в этом миге провозвещения, Провозвещающий Истину и Провозвещаемая Истина всячески совпадают... Но, воспринятое и усвоенное тварью, знание Истины ниспадает во время и в пространство, – во время многообразия личного и в пространство многообразия общественного. ... Знание Истины делается знанием об Истине. Знание же об Истине есть истина» [12, с. 143]. «Форма истины только тогда и способна содержать свое содержание, – Истину, – когда она как-то, хотя бы и символически, имеет в себе нечто от Истины... Красками условного она должна обрисовать Безусловное. В хрупком сосуде человеческих слов должен содержаться присно-несокрушимый Адамант Божества... Всякая истина должна быть формулою неусловною» [12, с. 145]. «Но как это возможно? Как возможно из условного материала человеческого ума построить безусловную формулу Истины Божественной? ... Ясное дело, что всякое суждение условно, т. е. может встретить себе возражение в виде другого суждения, противоположного, и даже в виде суждения противоречивого... Жизнь бесконечно полнее рассудочных определений, и потому ни одна формула не может вместить всей полноты жизни. ... Следовательно, рассудочные определения всегда и везде подвергаются и неизбежно будут подвергаться возражениям. ... Рассудочная формула тогда и только тогда может быть превыше нападений жизни, если она всю жизнь вберет в себя, со всем ее многообразием и со всеми ее наличными и имеющими быть противоречиями» [12, с. 146]. «Отсюда следует, что истина есть такое суждение, которое содержит в себе и предел всех отменений его, или, иначе, истина есть суждение самопротиворечивое. Безусловность истины с формальной стороны в том и выражается, что она заранее подразумевает и принимает свое отрицание... Для рассудка истина есть противоречие, и это противоречие делается явным, лишь только истина получает словесную формулировку... Тезис и антитезис вместе образуют выражение истины. Другими словами, истина есть антиномия, и не может не быть таковою» [12, с. 147]. «Если бы истина была неантиномична, то рассудок, всегда вращаясь в своей собственной области, не имел бы точки опоры, не видел бы объекта внерассудочного и, следовательно, не имел бы побуждения начать подвиг веры» [12, с.147–148].
Полемизируя с Аристотелем, который утверждал, что «невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении» [цит. по: 2, с. 37], А. Ф. Лосев приводит пример со шкафом: «Лица, воспитанные на абстрактной метафизике и формальной логике и искалечившие свое непосредственное жизненное восприятие, никогда не поймут, как это шкаф сразу, одновременно, в одном и том же отношении есть и единое, и многое. Они станут говорить, что это в разных смыслах шкаф есть единое и многое, желая спасти формально-логические законы тождества и противоречия. Но именно один и тот же шкаф и един и множественен, один и тот же шкаф есть целое, не содержащееся в отдельных частях (ибо каждая часть не есть целое) и в то же время только в них и содержащееся (ибо не может же шкаф находиться сам вне себя)» [13, с. 619].
Таким образом, требование непротиворечивости в данном смысле также ограничивает область применения соответствующего знания.
Семантическая непротиворечивость.
По словам А.Ф.Лосева, чистая наука есть «совершенно отвлеченная наука как система логических и числовых закономерностей». В самом деле: даже в дисциплинах естественнонаучного профиля методом науки является построение абстрактных (отвлеченных от конкретной реальности) моделей. Например, модель, описывающая абстрактные процессы механикой Ньютона в Евклидовом пространстве. Применение же в каждом конкретном случае данной модели влечет ошибку, связанную, например, с неоднородностями и искривлениями реального пространства. А.Ф.Лосев писал: «...если мы будем всматриваться дальше в существо чистой науки, то мы найдем, что ее чистое смысловое содержание, собственно говоря, не нуждается даже в законченной и завершенной истине. Чтобы наука была наукой, нужна только гипотеза, и больше ничего. Сущность чистой науки заключается только в том, чтобы поставить гипотезу и заменить ее другой, более совершенной, если на то есть основания» [14, с. 37]. «Дело физика показать, что между такими-то явлениями существует такая-то зависимость. А существует ли реально такая зависимость, и даже само явление, будет ли или не будет существовать всегда и вечно эта зависимость, истинна ли она или не истинна в абсолютном смысле – ничего этого физик как физик не может и не должен говорить» [14, с. 38].
Таким образом, критерий непротиворечивости в данном смысле эффективен с позиций относительных истин, но с позиций абсолютных истин наука ему не отвечает (он оказался сильным). Область применения данного критерия научности ограничена.
Область эффективного применения отдельных критериев научности и, следовательно, науки в целом ограничена.
Возможности науки ограничены как «в горизонтальном направлении» (в плоскости физического мира), так и «в вертикальном» (в направлении высших аспектов бытия).
Главным ограничивающим фактором является диктуемый тип мышления.
Некоторые исследователи связывают дальнейшее познание Мира и прогресс человека с идеей синтеза различных видов мышления: научного, религиозного, искусства, философии. При этом приводят следующие аналогии: «на одной ноге далеко не ускачешь», «птица с одним крылом», «три основных цвета дают все богатство палитры» и т. д. Подобную систему познания предлагают называть «метанаука» [17].
Нужно заметить, что в силу «человеческого фактора» опасно абсолютизировать влияние институтов науки или религии. Так, неограниченная «теократия» ввергла общество в ужас средневековой инквизиции. Обратным движением маятника была элиминация религиозного сознания во время Великой французской революции [см.: 17]. Наука больше «не нуждалась» в Боге. А это, в свою очередь, привело к трагедии Хиросимы.
1. Цветом выделен текст, не включенный в бумажную версию настоящей статьи.